Новый мафсервер

Утро в городе Лукошкине - столице Царства-Государства – началось обычно.
Сначала прокукарекал петух Бабы Яги, потом - все остальные столичные петухи, захлопали открывающиеся ставни, зазвонил колокол на церкви Святого Ивана Воина, со скрипом открылись ворота оживающего рынка и Матрёна первой стала расставлять свои кадушки с мочёной капустой, в немецкой слободе аккуратные бюргеры принялись мыть кирпичные дорожки с мылом, из казарм разбегались по своим постам стрельцы под предводительством Федота – словом обычное лукошкинское утро.
Но уже через час начались дела не совсем обычные.

В царском тереме Царь Горох сегодня собрал тайное совещание с участием наиболее именитых жителей.
Сам Горох сел на трон и сказал:
- Здравы будьте, люд столичный!
Перейдем сразу к делу. Сообщая вам по секрету новость невеселую. Кащей сбежал с каторги, где сидел в бочке с солью, и опять принялся за старое. Собрал он своих шамаханцев - бесов с рогами и хвостами - нарожденных им когда-то при помощи черной волшбы.
Чуете поди как со степей запахом мерзким несёт? Это он опять зелье из кошачьих голов варит. От него шамаханец какую угодно личину принять может, как угодно себя изменить, ну окромя рожек маленьких и хвоста конечно.
И стало мне известно, что хочет он опять с нами поквитаться – заслал несколько шамаханцев под чужими личинами в Лукошкино. У нас через неделю главный праздник – День Прихода Лета. Народ со всего Царства в столицу съедется, да и из других государств… одних послов да послиц вон уже понаехало – цельный двор, всю снедь из погребов пожрали, прости господи. Так вот – хочет Кащей, что б эти аспиды засланные нас порезали втихаря, а ему ворота открыли бы. И тут он въедет, всё Лукошкино разорит, всех выживших и послов в полон возьмет, черепков на мой Терем понавешает, черной краской выкрасит и сам княжить-царствовать станет.
Вы тут все люди известные, садитесь да кумекайте – где да под какими личинами эти шамаханцы прячутся. Как найдете - всех в поруб посадите. Сроку вам – неделя.
Какие мысли у кого? Яга? Можешь погадать-поколдовать?

- Ась? – вздрогнула Баба Яга, роняя вязание на своего любимца – черного кота Василия, - сам знаешь, царь-батюшка, я давно уж остепенилась, в столицу из лесу переехала, больше добрых молодцев не заманиваю, гадальных грибов не ем, ступа вон даже паутиной покрылась. Но ради такого дела придется вспомнить молодость похоже.

- Не сумлевайся! – гаркнул Митяй, здоровый молодец с косым аршином в плечах – всех переловим! Я хоть человек кровей простых крестьянских из дальней Подберёзовки, но за державу грудью ляжу! Всех убьём – одни останемся. Я вон прямо сейчас начну! И начну с главного врага народа – с Матрёны! Почто она в свою капусту вместо клюквы калину добавляет да воды плещет поболе для весу! Вот у ей хвост надо первым делом поискать, щас я ужо и проверю… оххх.

Митяй схватился за голову, на который Матрёна одела бочонок из-под квашений.
- Если ты, охальник, меня ещё хоть раз за это место хвостовое тронешь – всю жизнь жалеть будешь! – подбоченилась Матрёна, статная женщина их тех, которые и коня на скаку остановят и в горящую избу войдут.
- И никогда я калину не добавляла! Врёт он! Сам-то пока мою капусту «пробует» - полкадушки съедает! Силушкой бог не обидел, а умишком – обделил остолопа!
Это была правда и все согласно покивали.

- Прогневили Бога-то! Вот за то и наказанье вам! – раздался рокочущий бас Отца Кондрата, настоятеля церкви Святого Ивана Воина, известного своей крепкой верой и не менее крепкими выражениями, - на моленья редко ходите, всяких липовых волхвов привечаете! Ну ничего, не оставит нас всевышний в беде – было мне откровение, что дух Ивана Воина в кого-то вселится – видать как раз что бы прозренье дать и всякую нечисть на чистую воду вывести. Уж он-то им покажет, он-то им ихние же вилы в их чертячьи задницы понавтыкает… Ох тыж – опять оскоромился скверным словом, вот напасть-то моя вечная, - Отец Кондрат упал на колени и забился головой об пол, - вели епитимью на меня наложить, царь-батюшка.
- Сам со своими епитимьями разбирайся, - ответил, подпрыгивая на троне от ударов мощной поповской головы об пол, царь, - и прекрати мне тут терем ломать!

- Герр Горох! Вся немецкий слобода готоф быть в ваш распоряжений при поимке нарушителей спокойствия. Яволь! –выступил вперёд немецкий посол Кнут Гамсунович Шпицрутенберг.
- А послов-то кто пустил? – закричал Горох, - это же секретное совещание! Ясно?! Сек-рет-но-е! Всех на кол посажу! Кто проболтался?
- Герр Горох, - сохраняя абсолютное спокойствие ответил Кнут, - я узнал про совещание утром от своих подданных в нашей слободе, когда они вернулись с лукошкинского рынка и сказали, что там все обсуждают этот секретный совещаний. Но это не есть проблема. Я немедленно прикажу всех высечь и забыть про этот государственный тайна. И сам забуду.
- Ай, да не надо, ладно уже, - устало махнул рукой Горох, который был суров, но отходчив, - любая помощь кстати.
Все знали, что Кнут Гамсунович слов на ветер не бросает и когда жители Лукошкина спрашивали его – отчего у вас в слободе так всё чисто и аккуратно, он отвечал – есть верный средство. Розги. Регулярная порка очень способствует порядку. И было бы очень неплохо, если бы и вы завели у себя регулярные порки за хождение в пьяном виде и нечищеных лаптях. Ну выпил айн кружка пива в обед, цвай – в ужин и шнапс – в праздник. А кто больше – тем розги.
«так он всё лукошкино поголовно засечёт до смерти» испуганно думали жители.

- И не таких бивали! – шагнул вперёд казак с оселедцем, - Дозволь представиться, государь. Я Левко Степанович Чорный, полковник славного запорожского вийська, прыихав до тебя с грамотой та дорогим подарком от нашего ясновельможного пана гетьмана Бандурки: булава гетьманская, уся из червонного золота, с каменьями самоцветными, од турецкого султана у прошлому роци з бою взятая.

- Ой, ну таки я знал, шо это добром не кончится и меня обязательно когда-нибудь обвинят в шамаханстве и манихействе, - раздался голос гробовщика, портного и лавочника Абрама Шмулинсона, - мало того, что нас выжили из египта и водили по мерзкой пустыне. Мало того, что народ в Лукошкине перестал умирать и я не могу продать ни одного гроба, отчего у меня совершенно нет денег и мои дети сидят голодные и уже не имеют сил даже плакать. Так теперь ещё и эта напасть. Как будто мне не хватает постоянных погромов!
Надо сказать, что погром в Лукошкине случился только один раз - недавно - и полковник Чорный почесал за ухом, вспомнив как третьего дни его хлопцы вместе с Митяем напились и решили показать тому, что такое погром. Но когда они приехали к дому Шмулинсона – гробовщик выскочил к ним первый, рвал на себе пейсы, стенал так, что тряслись окрестные заборы с облепившими их любопытными лукошкинцами, которые тоже пришли посмотреть что такое погром. Потом он плакал в три ручья и в нужных местах вступали его жена и дети, рыдая хорошо отрепетированными голосами.
Когда Чорному доложили о погроме – он примчался сразу, что бы пресечь безобразие, но обнаружил своих казаков во главе со Шмулинсоном , в кабаке. Казаки вытирали слезы жалости, наперебой угощали за свои деньги едой и выпивкой гробовщика, всю его семью и многочисленных родственников, случайно оказавшихся рядом.
Чорный увел своих хлопцев, предварительно раздав им по два подзатыльника: первый – за идиотский погром, второй – раз решили – так уж делайте по-человечески, а то теперь над вами каждый москаль смеяться будет!

- Да! Вся степь зельем его провоняла однако! – выступил вперед Сачиняй-багатур, посланец Орды, известный акын и игрок на тындыре, - надо Кащею секир-башка делать. Точнее – секир-яйцо. А потом песни петь, гулять, сказы слушать. Я вам свой новый сказ спою – про Ромку и Жульку. Про любовь. Они из разных племен были. Отцы их и аксакалы шибко-шибко воевали друг с другом. Потом Ромка несвежим кумысом отравился. А Жулька кинжалом сердце себе проткнула... Или другую какую спою.
Царь Горох посмотрел на своего сотника и вопросительно поднял бровь.

Бравый начальник стрелецкой сотни Федот задумался, поглаживая бердыш и покручивая ус. Царство периодически воевало то с Ордой против печенегов или ляхов, то с печенегами или ляхами против Орды. Ситуация менялась постоянно и запомнить, что происходит сейчас толком не мог никто. Поэтому немой вопрос царя означал: мы сейчас с Ордой или против неё? Казнить Сачиняя или миловать?
Федот в уме посчитал доклады с пограничных застав. Выходило, что с двух десятков передавали о битвах против Орды. Зато с трех десятков – о совместных с ордынцами военных действиях. Поэтому выходило, что в данный момент Царство скорее дружило с Ордой. Федот важно кивнул и показал большой палец. Царь успокоился и откинулся на спинку трона.

Народ в дверях расступился и вошёл старый волхв и неклюд Беломор.
- Хлеб да соль, ведун, - сказали в толпе.
- И вам астрал да ментал, - кивнул Беломор седой бородой, осмотрел всех из под кустистых бровей, не забыв ожечь взглядом отца Кондрата. Тот в свою очередь показал ему из под рясы свой здоровенный кулачище.
- А ты что скажешь кудесник-звездослов – как шамаханцев ловить? – спросил его царь.
- Звезды сейчас сложились в редкий аркан! – ответствовал старец, - что значит дословно следующее «Мы не знаем, какое сокровище мы ищем: то, которое зарыто нашими предками, или то, которое будет зарыто нашими потомками» Таково слово моё! - и стукнул посохом.
- Ну да, ну это хорошо… ведь хорошо? Ну и ладно тогда, - неуверенно, но с уважением ответил царь, а отец Кондрат буркнул «шарлатан».

- Не вели казнить, государь – а токмо все напасти от дремучести нашей! – завопил дьяк Филимон, тощий мужичок в помятом картузе, считавшейся самым ученым человеком в Лукошкине и известным борцом за правду, за коею часто бывал бит, - всё от того, что Царство наше в безграмотности прозябает, на европы не смотрит, уму-разуму у них не набирается! Нет у нас свободы и дымокрутии! Даже сусальных мельшинств – и тех нет! Никакой цивилизации!
(надо отметить – что такое эти «мельшинства» дьяк и сам не знал, а дымокрутией считал курение табачного листа, которым Кнут набивал свою трубку)
- А откуда бы взяться цивилизации и порядочным нравам, если бояре бород не бреют, а токмо воруют. Если сам начальник стражи Федот вместо составления по вечерам планов военных – в Весёлый Дом на Лялькиной улице шастает – сам его там вчера видел…
- Врёт! – завопил Федот краснея и хватаясь за пищаль.
… если даже к самому царю, милостивцу нашему и главному примеру для подражания, опосля захода солнца в опочивальню постельничья девка украдкой забегает…
Царь, слушавший Филимона до этого с интересом, подскочил на троне как ужаленный и завопил:
- В кандалы мерзавца! На царя – поклёпы возводить?! На кол! ! Четвертовать!

Филимона скрутили и вывели, заткнув рот, а лукошкинский народ столпившийся в дверях начал перешептываться:
- Секретное дело, слыхал?
- Еще б не слышать! Я-то не проболтаюсь, а у тебя вон теща из Подберёзовки гостит – её предупреди что б не болтала.
- Знамо дело. Ты и своей родне из Лисичкино передай – что б никому! Государственное дело чай.
Народ в Лукошкино отличался любопытством. Если происходило что-то интересное, то те у кого были дела – бросали их и тут же оказывались на месте происшествия. Те, у кого были неотложные дела – приходили через пару минут. Те, у кого никаких дел не было – оказывались там, судя по всему, даже за несколько минут до начала.

- Не беспокойтесь, царь-батюшка, сбережём секрет! - вперёд выступила черноокая девушка Олёна, с длинной косой до пояса. Поговаривали, что Олёна-травница толи бесовка толи в родстве с ведьмами, но было что-то в её глазах такое, что никому не приходило в голову проверять её на предмет рожек и хвоста. Олёна улыбнулась и все как-то сразу успокоились.

В трактире в это время вовсю готовился к празднику домовой. А точнее – трактирный. Он приехал по обмену из далёких южных земель, звал себя Назим, и состоял практически только из трех частей: широкой кепки, пышных усов и огромного носа. Сначала лукошинцы недоумевали, так как с его появлением в кабаке вареники стали жариться на шампурах, в мясе появилась странно-пахнущая клопами трава, а простоквашу он стал называть мацони. Но в трактире было чисто, еда стала еще вкусней и к Назимке привыкли. Тем более что теперь мужиков из кабака стали часто забирать и нести домой их жены. Правда было непонятно зачем жены туда зачастили – толи чтобы дотащить выпившего мужа до койки, толи – чтобы пройтись мимо трактирной печки с торчащей из-за неё длинным носом и услышать неизменное прицокивание языком и слова «Вай, какой красавиц прошёл! Просто пэрсик!»
А по дворцу ходили многочисленные актрисы и певицы из Франций и Неспаний, приехавшие на великий всемирно известный праздник толи себя показать, толи женихов видных найти, толи ещё зачем. Была даже одна эфиопка, смуглая девушка в обтягивающей внушительные формы леопардовой шкуре, которая сразу начала зачем-то делать восковые фигурки потенциальных соперниц и втыкать в них иголки. Баба Яга почувствовав неладное выследила её, но Тамтамба бросила в неё копьём, Баба Яга превратила его на лету в жаворонка, они смерили друг друга профессиональным взглядом и решили пока отложить выяснения отношений.
Леший в лесу проснулся и решил – не век же с Водяным в карты играть – надо раз за сто лет в столицу выбраться. Посмотреть не портят ли они там сады да деревья. Да и Бабу Ягу давно не видел. Тогда-то, когда она из лесу ушла, ей ста лет ещё не стукнуло - девчонкой сопливой была. А теперь поди – в самом соку. Он расчесал мох на бороде и отправился в город.
Водяной проводил его взглядом и задумался – играть в карты на боры-озера стало не с кем. Да и русалке его может стоит прошвырнуться – нового молодца в омут к ним заманить. Тем более, что с утопленниками он обращался хорошо: то прогулки с ними в дальние моря, то хороводы и пляски с русалками всю ночь, то охота на сомах – вообщем жалоб от утопленников еще ни разу не поступало.
Так же ходили упорные слухи, что в преддверии праздника на дороге видели вечного странника Колобка, в дальнем лесу – симпатичную, но немножко вредную Машу с Медведем. Говорили, что гроза окрестных проезжих купцов – лихая предводительница банды головорезов Соловей-Разбойница временно объявляет перемирие и тоже идет разобраться с шамаханцами.
А кто-то даже видел, как в небе чуть не столкнулись Конёк-Горбунок, наловчившийся засасывать к себе в одно ухо людей, что бы они выскочили из другого в совершенно другой одежде,
и Змея Горыныча, про которого сказывали разное: толи он в самом расцвете сил и отроковиц вовсю ворует, толи он уже стар и впал в маразм настолько, что отроковиц конечно ворует, но играет с ними в шарады на раздевание и что потом делать с раздетыми отроковицами вспомнить уже не может.
Вообщем говорили всякое.
Но спасать Лукошкино было надо.